Бытие-для-другого

Подобно «бытию-для-себя», «бытие-для-другого» — тоже человеческая реальность. Более того, эта онтологическая структура — тоже структура моего собственного бытия. Но это мое бытие — не бытие «для-меня».

Выразительный пример — стыд. Когда мне стыдно, то это сознание — аспект моего собственного бытия. Человек испытывает чувство стыда перед кем-то, когда этот кто-то на него смотрит.

Будучи в одиночестве, человек, даже совершая действия, которые называют интимными или неприличными, как правило, чувства стыда не испытывает — для этого, как и для греха, необходим «другой».

Этот «другой», таким образом, предстает как «детонатор» моего чувства стыда, как «посредник» между мною и мною самим; «мне стыдно себя такого, каким я предстал для другого».

Это значит, что я при этом выношу суждение о самом себе как объекте — ведь я стал объектом для другого.

Ну и что? Ведь то, что происходит в сознании другого, когда он увидел меня в некоем непотребном виде, непосредственно меня не касается (если он, например, при этом не только не бросился не меня с кулаками, не поднял крик, но даже сделал вид, что вообще ничего не заметил)?

Однако чувство стыда обдает меня жаром с ног до головы, я краснею, мне хочется буквально провалиться сквозь землю… Что же все это значит?

Прежде всего стыд означает признание себя таким, как меня видит другой — даже если я знаю, что на самом деле, по сути своей, я вовсе не такой.

С другой стороны, чувство стыда есть признание существования другого, а также отношения между мною и другим.

Это можно считать важным онтологическим открытием, поскольку для философского реализма существование другого никакой специальной онтологической проблемы не представляет: для него «другой» — это просто частный (даже не особый!) случай субстанциальной «вещи», такое же тело, как камень или дерево.

Признание «души» в этом теле ничего не меняет: во-первых, потому, что никакого непосредственного доступа к ней нет, «чужая душа — потемки»; а во-вторых, потому, что она отделена от его тела как одна субстанция от другой.

Поэтому, как пишет Сартр, если стоять на такой позиции, то различия здесь такого же рода, как различие между этой вот чернильницей и этой вот книгой.

Я, правда, делаю вывод о душевном состоянии другого на основании его поведения, т.е. наблюдая за его телом.

И потому, когда я смотрю на другого, я подсознательно провожу аналогию между телом другого и моим собственным: только поэтому я могу делать вывод о том, что сейчас чувствует, что переживает этот другой.

Таким образом, я признаю другого не просто объектом, а человеком и человеческое тело не просто материальным объектом определенной массы, размера и конфигурации, а плотью.

Все это, известное нам из работ Гуссерля, согласно Сартру, признает и реалистически (материалистически) ориентированная психология.

Однако в таком случае бытие другого все же оказывается так или иначе редуцированным к восприятию; другой есть «мое восприятие» (esse est percipi). Таким образом, специфика этого феномена оказывается затушеванной.

В самом деле, ведь стыд никак нельзя определить как частный случай моего восприятия другого человека в качестве внешнего объекта моего опыта: ведь в моем эмпирическом опыте дан «просто» человек с его характеристиками, доступными моим органам чувств, а вовсе не «другой».

«То, что я постоянно вижу сквозь мои восприятия (mes experiences) — это чувства другого, идеи другого, волевые устремления другого, характер другого. Это значит, в действительности, что другой не только тот, которого я вижу, но тот, кто видит меня.

Я вижу другого в том плане, что он есть некая связная система восприятий вне предела досягаемости, в пространстве которой я очерчиваю его как объект среди других.

Но в той мере, в какой я пытаюсь определить конкретную природу этой системы репрезентаций и место, которое я занимаю в ней в качестве объекта, я радикальным образом выхожу за пределы поля моего опыта: я занимаюсь некоей серией феноменов, которые в принципе никогда не могут быть достижимы для моего восприятия, и, следовательно, я выхожу за пределы способностей моего сознания; я пробую связать друг с другом восприятия, которые никогда не смогут стать моими восприятиями, и, следовательно, эта работа конструирования и унификации не может ничем помочь в унификации моего собственного опыта: в той мере, в какой другой есть некое отсутствие, он ускользает по природе.

…Другой… презентирует себя в известном смысле как радикальная негация моего опыта, поскольку он есть тот, для которого я не субъект, а объект.

Я ведь как субъект познания стараюсь определить в качестве объекта субъекта, который отрицает мою характеристику как субъекта и определяет меня самого как объект».